Писал я, друзья, не для славы,
Не для легкой забавы,
Не для сердечной услады.
Не сладкие рулады,
Не соловьиные трели
Выводил я на нежной свирели:
Просты мои песни и грубы.
Писал я их, стиснувши зубы.
Не свирелью был стих мой — трубой,
Призывавшей вас всех на решительный бой
С мироедской разбойной оравой.
Не последним бойцом был я в схватке кровавой.
Просты мои песни и грубы,
Зато беднякам они любы.
Не боялся я критики строгой:
Шел упорно своею дорогой.
С вами шел я, товарищи, с вами иду
И идти буду вместе… пока упаду!
Советскими властями в присутствии
понятых были обследованы "мощи" святых
Александра Свирского, Артемия Праведного и
Тихона Задонского, причем оказалось, что 1)
"мощи" Александра Свирского — простая кукла из
воску, 2) "мощи" Артемия Праведного -
облаченное в ризы чучело, набитое ватой и
смесью толченого кирпича и гвоздей, 3) "мощи"
Тихона Задонского — кукла из картонной толстой
бумаги, сшитой белыми нитками, а внутри бумаги
— вата и стружки.
(Из газет 1919 г.)
Зарыдала горько матушка.
Напился ее Панкратушка,
Нализался-налимонился,
С попадьей не церемонился:
Ухватив ее за холочку,
Всю измял ей батя челочку.
"А блюди себя, блюди себя, блюди!
На молодчиков в окошко не гляди.
Не до жиру, быть бы живу нам теперь.
К нам беда, лиха беда стучится в дверь.
Ох, пришел конец поповскому житью.
Вот с того-то я и пью, с того и пью!
С жизнью кончено привольною —
Стала Русь небогомольною —
С храмом нет союза тесного,
Уж не чтут царя небесного,
Ни блаженных небожителей,
Чудотворцев и целителей.
Добралися до таинственных вещей:
Раскрывают в день по дюжине мощей.
А в серебряных-то раках — ой, грехи! —
Ничего-то нет, опричь гнилой трухи,
Стружек, ваты да толченых кирпичей.
Чей обман тут был? Ну, чей, скажи? Ну, чей?
Мы, попы, народ колпачили,
Всех колпачили-дурачили
И крестами, и иконами,
И постами, и поклонами —
Поясными и коленными,
Пред останками нетленными.
А останки те, останки те, увы,
Знаешь, матушка, сама ты, каковы.
Ну, какой же после этого дурак
Будет чуда ждать от этих самых рак,
Лепту жертвовать и жечь по сто свечей
Перед грудою… нетленных кирпичей?
Ох-ти, с нами сила крестная!
Смута, смута повсеместная,
Развращенность, непочтительность,
К церкви божьей нерачительность,
Несть о вере сокрушения,
Несть священству приношения.
Ой ты, мать моя, комар тебя язви,
Брось ты помыслы свои насчет любви.
Не до жиру, быть бы живу в эти дни:
Жизнь попу теперь, хоть ноги протяни.
Ни гроша-то за душою, ни гроша.
Никакого нет от церкви барыша!
Сосчитай-ка, мать, пожиточки.
Обносились мы до ниточки.
Что досель нашарлатанено,
Все, что в церкви прикарманено,
Все, что сжато, где не сеяно,
Нынче по ветру развеяно.
Всё налоги, всё налоги без конца.
А доходу — ни с могилы, ни с венца.
Таксу подлую на требу завели.
О прибавочке — собакою скули.
В церкви пусто, у совета же толпа.
Все дела теперь решают без попа!
К черту службы и процессии!
Поищу другой профессии.
Срежу косу, сбрею бороду.
Молодцом пройдусь по городу,
Поступлю — лицо ведь светское! —
В учреждение советское.
Уж как, матушка, решусь я, так решусь.
В коммунисты, в коммунисты запишусь.
С продовольственным вопросом я знаком:
Проберуся комиссаром в упродком.
Будет вновь у нас и масло и крупа.
Поцелуй же, мать, в последний раз… попа!"
Попадья с попом целуется,
С попадьею поп балуется.
На душе у них так радостно:
"Заживем опять мы сладостно.
К делу новому примажемся,
Тож в убытках не окажемся!"
Землячки мои, вы будьте начеку:
Не пускайте вы мышей стеречь муку!
Много нынче всякой швали к нам бежит.
Поп расстриженный искусу подлежит.
Сразу к делу допускать его не след.
Пусть доверие заслужит, дармоед!
Собралися три партнера.
Стали карты раздавать.
"Клемансо, вы без онера?"
"Крою, крою! Наплевать!"
Клемансо упорно жулит,
У Ллойд-Джорджа недобор,